Практически весь ажиотаж вокруг встречи Минфинов и глав Центробанков Б20, прошедшей в прошлом месяце в Москве, был связан с так называемыми «валютными войнами»: представители некоторых развивающихся стран обвинили развитые экономики в преследовании нестандартной монетарной политики. Но еще одна животрепещущая проблема, касающаяся финансирования долгосрочных инвестиций, незаслуженно осталась в тени, несмотря на то, что завершающая фаза сворачивания нетрадиционной монетарной политики потребует восстановления или создания новых долгосрочных активов и обязательств в мировой экономике. Банкротство Lehman Brothers в 2008 году привело к скачку премии за риск, вызвав панику на финансовых рынках, что ослабило активы США и не только, а также спровоцировало угрозу кредитного кризиса. Дабы избежать экстренной распродажи активов - которая привела бы к беспорядочному коллапсу балансов в частном секторе, возможно, к новой «Великой депрессии» или даже распаду Еврозоны – Центробанки развитых стран начали покупки рисковых активов и увеличили кредитование финансовых институтов, тем самым расширив денежную массу.

МВФ слишком поздно признал, что серьезно недооценил последствия бюджетных мер для темпов роста стран ЕС, что подчеркивает саморазрушающий характер «ортодоксальных» методов устранения причин долгового кризиса, разразившегося вслед за финансовым кризисом 2008-2009-х гг. Согласно общепринятой теории, отдельная страна (или группа стран), консолидирующая свои финансы, может рассчитывать на снижение процентных ставок, ослабление валюты и улучшение торгового положения. Однако ввиду того, что добиться этого одновременно во всех крупных экономиках невозможно – бюджетные меры одной страны (или группы стран) вызывают ослабление спроса на товары других государств – такие меры в конечном итоге приводят к политике «разори соседа». Именно такая динамика (с которой активно боролся Джон Мейнард Кейнс), сделала Великую депрессию 1930-х гг. такой беспощадной.

Судя по всему, политики Федрезерва призадумались, а так ли уж хороша идея количественного ослабления с открытой датой? Что ж, давно пора. Этот рискованный, где-то даже авантюрный политический эксперимент не дал желаемых результатов, то есть не помог ускорить процессы экономического восстановления; хуже того, он подтолкнул нас к новому кризису. В протоколе заседания от 29-30 января Федеральный комитет по открытым рынкам (FOMC) сквозит явное неудовольствие: "Некоторые (многие?) участники выразили опасения о том, что дальнейшие покупки активов могут привести к нежелательным и неблагоприятным последствиям". К этим опасениям относятся и страх перед дестабилизирующими последствиями реализации стратегии выхода из программы QE, и предчувствие капитальных убытков по стремительно растущему портфелю ценных бумаг ФРС (на текущий момент его стоимость составляет 3 трлн. долларов и ожидается, что к концу года она возрастет до 4 трлн. долларов).

Экономисты давно не получали хорошей встряски. Королева Елизавета II, задаваясь вопросом о том, почему они не заметили надвигающегося кризиса, вероятно, была уж слишком строга к ним. Но, как бы там ни было, сейчас бытует мнение (и не без оснований), что большинство экономических исследований не имеют ничего общего с реальностью. Хуже того, для политиков, пытающихся сдержать экономический и финансовый коллапс, почти все их советы и предложения оказались бесполезными. Смогут ли будущие поколения стать лучше? На последнем Всемирном экономическом форуме в Давосе я поучаствовал в коллективной попытке представить себе содержание учебника по основам экономики в 2033 году. Участники этого занятного эксперимента утверждали, что современные пособия охватывают все важные мысли и темы, не упущено ничего такого, что через пару десятилетий неожиданно может обрести особую значимость.

В июле 2012 года, выступая перед банкирами в Лондоне, глава Европейского центрального банка Марио Драги сравнил евро со шмелем. "Шмель - это чудо природы, он не должен летать, но он летает. Так вот и евро очень неплохо летел на протяжении нескольких лет". Но, "вероятно, что-то изменилось". Поэтому "шмелю придется стать настоящей пчелой. Именно это сейчас и происходит". На самом деле, для ученых в полете шмеля нет ничего таинственно-чудесного: он совершает 200 взмахов крыльями в секунду. Совершенно очевидно, что такой скорости можно добиться не работой мышц, а только лишь вибрацией. Представьте себе эффект от взмаха волшебной палочкой, и сравните его с эффектом вибрирующего камертона. Тонкие силы всегда гораздо мощнее. Итак, готова ли Еврозона вибрировать, а не играть мускулатурой? За последние три года в Европе произошло три важных изменения. Гибкие финансовые правила и жесткие монетарные политики сменились на прямо противоположные.

Самый серьезный кризис капитализма со времен Великой депрессии 1930х гг. пробудил мрачные воспоминания по обеим сторонам Атлантики. Призрак Франклина Делано Рузвельта не дает покоя Соединенным Штатам времен Барака Обамы. В ходе американских дебатов относительно текущей валютной и фискальной политики, и в частности политики количественного ослабления, проводимой Федрезервом США, важное место отводится историческим доказательствам того, работал ли Новый курс ФДР или нет. В Европе, где падение национальной экономики когда-то привело к краху самой демократии, люди задаются вопросом, сможет ли это повториться снова. Некоторым представляется еще одна Веймарская республика, напоминающая о вынужденном уменьшении расходов и росте безработицы, которые характеризовали Германию времен Генриха Брюнинга и способствовали приходу к власти нацистов. На первый взгляд кажется, что есть множество причин для отклонения такого сценария. Раз Европейский союз делает одно дело, война между Францией и Германией немыслима. Следовательно, сама геополитическая обстановка не так страшна, как это было в 1930х.

В 2012 году Европа так и не попала в список развалившихся валютных союзов, и в этом ее главное достижение. Председатель Европейского центрального банка Марио Драги своими действиями предотвратил распад союза и помог лидерам европейских стран выиграть еще немного времени для проведения политических и институциональных реформ. Неужели они опять займутся переливанием из пустого в порожнее, вместо того, чтобы собраться и выплавить по-настоящему прочную, но гибкую стратегию? На самом деле, не многие ожидали от Европы компромисса и интеграции, которых ей удалось добиться на пике финансового кризиса. Механизмы контроля, теоретически, покушающиеся на суверенитет, уже приведены в действие в отношении национальных бюджетов, а в ближайшем будущем они распространятся и на 150 крупнейших банков Европы.

Лидеры Европейского союза закончили 2012 год судьбоносным соглашением, поставившим над всеми банками Еврозоны одного надзирателя. Однако трудные, где-то даже мучительные переговоры по этому вопросу оставили в тени недавний отчет Президента Европейского совета Германа ван Ромпея - Towards a Genuine Economic and Monetary Union (Путь к настоящему экономическому и монетарному союзу) - в котором автор призывает к интеграции, выходящей далеко за рамки простого банковского союза. Конечно, как выразился Президент Европейской комиссии Хосе Мануэль Барросо, «пути не отрезаны», но европейские лидеры совершенно ясно дали понять, что не намерены обсуждать более тесную интеграцию, по крайней мере, на данном этапе. В отчете Ван Ромпея поднимается фундаментальный вопрос: какие факторы мешают Еврозоне функционировать так, как хотелось бы всем ее участникам?

С началом мирового финансового кризиса слово «банки» стало чуть ли не бранным. Действительно, банки способны нанести серьезный урон экономике и благосостоянию, однако разумно управляемая финансовая система может оказаться и источником ощутимых выгод. Недавно опубликованный Всемирным банком доклад, оценивающий ситуацию на мировых финансовых рынках, демонстрирует, что финансовые институты и рынки оказывают сильное влияние на такие процессы, как развитие экономики, борьбу с бедностью и экономическую стабильность в мире, что требует прагматической оценки роли государства в этом сегменте. С первого взгляда привлекает к себе внимание одна необычная особенность нынешнего финансового кризиса: сильнее и непосредственнее всего он ударил по развитым экономикам, в отличие от развивающихся стран, которые вынесли уроки из прошлых кризисов и привели свою финансы в порядок, добились прогресса в сфере структурных реформ, а также повысили эффективность органов надзора и регулирования.

Сложно найти в США более политизированную сферу экономической активности, чем жилищное финансирование. И тем не менее, до сих пор остались деятели, из кожи вон лезущие, пытаясь снять с регуляторов с государственным мандатом на организацию кредитования и агентств вроде Fannie Mae и Freddie Mac любую ответственность за бум на рынке недвижимости и его последующий обвал. Причины, стоящие за этим, очевидны. Если к ответу будут призваны эти чиновники, институты и не те политики, то неминуемо придется расширить программу реформ, переключившись с жадных банкиров и их огромных бонусов на более широкие вопросы. Могут ли мандаты правительства спровоцировать частных игроков на плохое поведение? Можно ли быть уверенными в том, что регуляторы сумеют найти приемлемый компромисс между финансовой стабильностью и мандатами, получающими широкую политическую поддержку?