Развитым экономикам нужно ускорение. Без него они увязнут в болоте. Но что можно сделать, как обеспечить необходимое ускорение? Вот несколько предположений.
Что завтрашние историки будут считать определяющим экономическим трендом начала 21 века? Кандидатов на эту почетную должность хоть отбавляй: от перестройки финансовой системы в преддверии кризиса 2008 года, до масштабной угрозы суверенных дефолтов. Но список возглавляет потрясающий сдвиг мировой экономической силы. Десять лет назад мировой экономикой правили богатые страны, они отвечали за две трети мирового ВВП с учетом поправки на разницу в покупательной способности. С тех пор их доля упала до половины. Не пройдет еще десяти лет, и она сократится до 40%. Большая часть мирового производства будет приходиться на развивающийся мир.

"Рост остальных" - значительное достижение, которое способствовало повышению уровня жизни во многих странах на планете. Но есть и другое, менее радостное объяснение такого быстрого смещения мирового центра экономического притяжения: отсутствие роста в крупных странах, таких как США, Западная Европа, Япония. Для следующих нескольких лет будет характерна стагфляция в западных странах и активное развитие остального мира. Для этого есть три основных причины. Первая - это масштаб рецессии 2008-2009 годов и низкие темпы последующего восстановления. Для развитых экономик в целом спад, последовавший за мировым финансовым кризисом, стал самым глубоким с периода Великой депрессии 1930-х годов. Она оставила сотни тысяч людей без работы и без средств к существованию. Несмотря на то, что в прошлом году спад объемов производства прекратился в большинстве стран, восстановление идет слишком медленно, поэтому ситуация на рынке труда остается крайне напряженной. По прогнозам ОЭСР, "разрыв объема производства" закроется в лучшем случае к 2015 году.

Еще одна причина для беспокойства по поводу стагнации - это снижение предложения на рынке труда. Уровень спроса определяет показатели роста экономики: выше или ниже трендовых значений, но сам тренд, между тем, зависит от наличия работников и их производительности. В свою очередь производительность зависит от показателя инвестиций в основные средства и темпа развития инноваций. В богатых странах предложение на рынке труда снижается на фоне роста числа пенсионеров. В западноевропейских странах изменения особенно разительны. В последнее время численность работоспособного населения незначительно увеличивалась, однако, аналитики предполагают, что в ближайшее десятилетие она начнет сокращаться в среднем на 0.3% в год. В Японии, где рабочая сила уже тает на глазах, эти темпы будут еще выше, на уровне 0.7% в год. В Америке демографическая ситуация лучше, но и здесь в ближайшие десятилетия темпы роста работоспособного населения не превысят 0.3% в год, что намного ниже среднего значения за послевоенный период.

Когда миллионы людей сидят без работы, неизбежное сокращение рабочей силы не кажется серьезной проблемой. Но такие демографические сдвиги ограничивают возможности для среднесрочного роста развитых стран в будущем, а также ставят под сомнение их способность обслуживать свой государственный долг. Проблема стареющего населения превратится в проблему перманентно сокращающихся темпов роста, если страна не откроет свои границы для иммигрантов, или больше людей трудоспособного возраста присоединятся к рабочей силе, или будет повышен пенсионный возраст.

Расчеты, выполненные Дейлом Йоргенсоном из Гарварда и Къонгом Ву из Национального университета Сингапура, наглядно иллюстрируют ситуацию. Они показывают, что за период с 1998 года по 2008 год средние темпы роста в развитых странах Большой семерки не превышали 2.1%. С учетом текущей демографической ситуации, а также при условии, что производительность продолжит расти теми же темпами, показатель роста может снизиться до 1.45% в год за ближайшие 10 лет. Это самые низкие темпы роста со времен окончания Второй мировой войны. Быстрый рост производительности может несколько сгладить ситуацию, но такового не предвидится в обозримом будущем. Динамика роста производительности уже снижалась во многих развитых странах еще до того, как грянул кризис. Между тем в развивающемся мире она стремительно росла. В Америке рост объема производства на одного работника, резко увеличившийся в конце 1990-х благодаря развитию информационных технологий, а также в начале 2000-х, по мере распространения ИТ по всей экономике, после 2004 года постепенно начал снижаться. В период рецессии он снова оживился, поскольку компании начали сокращать сотрудников, но позитивная динамика, скорее всего, будет недолговечной. В Японии производительность упала в начале 1990-х после схлопывания пузыря. В Западной Европе она также снижается с середины 1990-х.

Третья причина беспокоиться по поводу стагнации в развитом мире - это тяжелое состояние после финансового кризиса и вялотекущее восстановление. Эти факторы съедают потенциал экономик. Длительный период высокой безработицы ведет к сокращению числа потенциальных работников. Люди, оказавшиеся без работы, теряют свои навыки и, разочаровавшись и потеряв надежду, бросают поиски. Балансы банков сокращаются, как следствие финансового кризиса, что делает кредиты менее доступными. Оптимисты считают, что рецессии, даже очень глубокие, не обязательно влекут за собой кардинальные разрушения экономики, о чем свидетельствует вековой опыт Америки. Экономике этой страны удавалось восстановиться после каждого спада, таким образом, в целом, показатели роста в США оставались высокими. Несмотря на отсутствие спроса, в 1930-е годы производительность в Америке стремительно росла. Возможно, сегодня высокая безработица также поможет подготовить почву для оптимизации процессов и повышения производительности.

Большинство экономистов, однако, признают, что производственным мощностям развитых экономик нанесен серьезный вред. Особенно это относится к странам, где экономический рост во многом был обусловлен секторами, подверженными формированию пузырей, например, строительным сектором в Испании и финансовым сектором в Великобритании. По прогнозам ОЭСР, потенциальные объемы производства развитых стран в результате кризиса сократятся на 3%. И это снижение уже идет полным ходом. Чем дольше экономика не может стимулировать спрос, тем более тяжелыми будут последствия. Опыт Японии за последние два десятилетия - наглядный пример, особенно для быстро стареющей Европы. Финансовый кризис, разразившийся в стране 1990-х, спровоцировал быстрое падение темпов роста производительности. Вскоре численность населения работоспособного возраста начала сокращаться. В результате целого ряда политических ошибок финансовый кризис прочно обосновался в экономике Японии. Стране не удалось оправиться от потрясения. Ее ждала дефляция. Итог - вялый спрос и снижение предложения.

Чтобы избежать судьбы Японии, богатым странам нужно стимулировать рост двумя способами: поддерживая краткосрочный спрос, и увеличивая долгосрочное предложение. К несчастью, современные политики зачастую рассматривают эти стратегии как альтернативные, а не как взаимодополняющие. Сторонники кейнсианской теории, которых беспокоит отсутствие спроса в частном секторе, полагают, что сейчас не время заниматься среднесрочным экономическим потенциалом. В их числе и Пол Кругман, лауреат нобелевской премии, а также многие экономические советники Обамы.

Стимул против ограничения

Европейские экономисты больше внимания уделяют проблеме стимулирования роста в среднесрочной перспективе, отдавая предпочтение таким реформам, как повышение гибкости рынка труда. Они стремятся избегать дополнительных стимулов для поддержания спроса. Жан-Клод Трише, председатель Европейского центрального банка, активно пропагандирует структурные реформы в Европе. При этом он в числе ярых сторонников идеи, что сокращение дефицитов бюджета волшебным образом поможет стимулировать рост. Все это привело к горячим, но весьма ограниченным спорам о том, что же лучше, стимулы или ограничения. На самом деле, оба подхода по отдельности не способы дать желаемый результат. Правительствам нужно думать о том, как одновременно поддерживать спрос и стимулировать предложение. Конечно, для разных стран приоритеты будут расставлены по-своему, но есть ряд общих аспектов. Во-первых, кейнсианцы правы в том, что богатые страны рискуют перегнуть палку с фискальным ужесточением в краткосрочной перспективе. Чрезмерные сокращения бюджета угрожают восстановлению, поскольку их нельзя легко компенсировать аккомодационной монетарной политикой. Необходимо улучшать не только состояние бюджета, но и систему налогообложения и расходов.

Во-вторых, можно не заметить угрозу для потенциального роста экономики и упустить возможность для проведения стимулирующих реформ на микроэкономическом уровне. В большинстве развитых стран правительства хорошо усвоили урок предыдущего финансового кризиса и довольно быстро привели в порядок банковский сектор. Но новая конкуренция и процесс отмены регулирования требуют вложений, особенно в сектор услуг, который служит основным источником занятости и темпов роста производительности.

Однако вместо этого большинство стран намерены стимулировать инновации путем модернизации индустриальной политики. Повышение возможности трудоустройства для нынешних безработных должно быть в числе приоритетных задач американского правительства, где рекордные уровни долгосрочной безработицы говорят о том, что рынок труда лишен гибкости. Однако быстрый рост - это отнюдь не панацея. Он не отменяет необходимость реформы пенсионной системы, в частности, снижения завышенных обязательств перед пенсионерами. Ни одной стране, какой бы богатой она не была, не удастся так просто "перерасти" свои обязательства в области пенсионного обеспечения и здравоохранения. Не остановят они и сдвиг экономической активности в сторону развивающегося мира, который сможет занять доминирующее положение в мировой экономике благодаря устойчивому росту рабочей силы. Но произойдет ли этот сдвиг на фоне процветания или на фоне стагнации, зависит от темпов роста в развитых странах. Пока слишком многое указывает на перспективу стагнации.

По материалам The Economist